– Они не станут снова сажать тебя за решетку, – насмешливо сказала Агата.

Рамиро был удивлен.

– Хочешь сказать, они примут во внимание, что история с саботажем больше не представляет проблемы?

– Кто-нибудь обязательно бы об этом упомянул, – предположила Агата. – Грета могла соврать, но кто-нибудь должен был сказать тебе правду.

–  Я не контактировал с людьми, которые бы стали говорить мне правду, – возразил Рамиро. – Если бы я хотел заранее знать свое будущее, то с самого начала встал бы на вашу сторону.

Тарквиния присоединилась к остальной компании, закрыв за собой люк и опечатав его по периметру. Она ненадолго задержала оценивающий взгляд на собравшейся толпе.

– А я уж думала, что это мы будем еле держаться на ногах.

Рамиро потянул за рычаг, восстанавливающий давление внутри камеры. Агата почувствовала, как охладительный мешок, оседая, прижимается к ее коже. Азелио был ближе всех к выходу; он пытался совладать с рукояткой, налегая на нее всем своим весом, чтобы его усилий хватило для разрыва герметичного шва. Агата последовала наружу следом за ним, но затем в нерешительности остановилась, пытаясь приспособиться к необъятным размерам зала, гвалту голосов, странному и резкому запаху воздуха.

Сняв шлем и поставив его на землю, Азелио зашагал к своей семье. Агата следила за странными выражениями на лицах детей: радость, которую они испытывали от воссоединения со своим дядюшкой, соседствовала со скукой и беспокойством. Как будто он вот уже три года играл с ними в одну и ту же игру, в которой вернувшийся домой искатель приключений снова и снова заходит в одну и ту же дверь. Они уже просмотрели видеопослание, которое вскоре запишет Азелио, и каким бы интересным оно ни показалось в первый раз, сейчас их участие в нем было простым пересказом уже известных ролей.

Агата тоже сняла шлем и направилась к семье Медоро.

– Агата! – Серена, наконец-то, узнала ее и побежала навстречу, чтобы обнять. – Как ты?

– Постарела. Не сжимай меня слишком сильно.

– Если это обвисшая кожа, тебе нужно срочно обратиться к врачу, – пошутила Серена, наткнувшись на ее бумаги. К ним подошла Вала, за которой последовал Жинето с Арианной. Когда они, щебеча от удовольствия, обменялись объятиями и словами приветствия, Агата задумалась, не пытаются ли взрослые ее ублажить. Но все свое долгое отсутствие Азелио был так одержим желанием подбодрить Луизу и Лоренцо, что в итоге совершенно лишил их причин по-настоящему порадоваться его возвращению. Так что если ее друзья не передавали в прошлое сообщений со всеми подробностями их сегодняшней встречи, в ней всегда оставалось место для чего-то спонтанного.

– Если решишь, что я завидую, тебе придется проявить снисхождение, – сказала Серена.

– Завидуешь чему? – недоуменно спросила Агата.

– В каком-то смысле ты уже встретилась с прародителями, – вмешалась в разговор Вала – ненавязчиво поддразнивая этой гиперболой свою дочь.

– Значит, все уже видели снимки надписи? – У Агаты никогда не было полной уверенности насчет того, как на это отреагируют другие люди; часть ее опасалась, что находку спишут со счетов, приняв за грубую фальшивку, созданную каким-нибудь почитателем предков. – И люди воспринимают ее всерьез?

– Конечно! – ответила Серена. – Во время запуска это событие стало самой громкой новостью, не считая… еще одного известия. – Она мельком глянула на Арианну, ясно давая понять, что они не обсуждали обрыв в ее присутствии.

– Это единственная причина, по которой я проголосовал против отключения системы после окончания испытательного периода – нам были нужны добрые вести.

– Вы передумали? – Агата была удивлена и немного встревожена. Жинето говорил так, будто пытался оправдать переход на сторону победителей.

– Сказать, что мне бы не хотелось знать о надписи, значило бы покривить душой, – настойчиво добавил Жинето.

– Но если большинство голосовало за отключение системы – ?

– Как я и сказал, для меня единственной причиной была надпись на камне, – ответил Жинето.

– Как распределились голоса? – спросила Агата. – Вы помните?

– Меньше одного на гросс за отключение системы.

Агата потеряла дар речи. Если бы система, как она когда-то себе представляла, продолжала непрерывно работать до момента воссоединения с прародителями – снова и снова получая поддержку на референдумах – была бы такая стабильность истинным мерилом ее пользы или всего лишь самоподдерживающимся застоем, столь же патологическим, как и кризис инноваций?

Оглядев комнату, она увидела Рамиро, беседующего со своей сестрой; рядом с ней он выглядел до ужаса старым, а ее детям, судя по всему, не терпелось поскорее оказаться где-то в другом месте.

Из толпы вышла архивариус с камерой, которая попросила всех занять положенные места.

– Какие места? – спросила Агата. Но потом поняла.

– Не переживай, встать неправильно ты все равно не сможешь, – сказала Серена. Но когда группа потеснилась, чтобы уместиться на снимке, она, казалось, стала и сама искать опорные точки, желая соответствовать собственным воспоминаниям об архивной фотографии. Что же произошло, недоумевала Агата, с женщинами и мужчинами, сама природа которых требовала от них найти другое место или принять иную позу, нежели та, что была запечатлена на знаменитом снимке по случаю возвращения Геодезиста? Каким-то образом это страстное желание должно было отступить, ведь иначе этих людей на фотографии бы просто не было.

Агата повернулась лицом к камере. Ее задние глаза видели, как люди пытаются примерять на себя разные выражения лиц, как будто их имитация имела шанс оказаться несовершенной. Когда архивариус подняла камеру, Агата приложила все силы, чтобы скрыть то ощущение стыда, которое, как ей казалось, уже начало проявляться на ее лице. Возможно, он был справедливой реакцией на те беды, которым Агата подвергла жителей целой горы, но ей все же не хотелось, чтобы вся Бесподобная стала свидетелем этого умозаключения – за три года до того, как Агата пришла к этой мысли своими силами.

– Я пришла, чтобы увидеться со своим братом, Пио, – сказала охраннице Агата.

Женщина протянула ей фотонную накладку, соединенную кабелем со стеной.

– Поставьте свою подпись. – Изобразив завитушку на своей ладони, Агата прижала ее к накладке.

– Ценные вещи?

Агата передала ей ключ от своей каюты.

– Дополнительные карманы имеются?

– Нет.

– Пожалуйста, втяните все конечности.

Агата помедлила, задумавшись, что произойдет, если она начнет препираться, но затем отпустила опорную веревку и послушалась. Ее туловище стало медленно опускаться на пол комнаты, предваряющей вход в комплекс, но охранница вовремя вмешалась и ухватилась за нее четырьмя руками, после чего начала ощупывать кожу Агаты кончиками пальцев в поисках потайных складок. Агата закрыла задние глаза и повернула лицо к потолку, раздумывая о том, знали ли стражники заранее о результатах этих обысков. Если бы они знали, что ничего не найдут, то с какой стати им прилагать лишние усилия? Но в случае умело сокрытой контрабанды наводка могла упростить ее поиски. Или же это была очередная маловероятная петля событий – лишенная противоречий, но имеющая ничтожно малые шансы проявиться в реальной жизни?

Когда дело было сделано, охранница отпустила Агату в свободное падение, дав ей возможность придать своему телу нужную форму и снова ухватиться за веревку.

– Это ваш пропуск, – объяснила она, вручая Агате красный диск. – Пожалуйста, не потеряйте его.

– А я его потеряю? – спросила Агата.

– Конечно нет, – ответила охранница. – Потому что я попросила вас этого не делать.

– Резонно. – Агата подавила было охватившую ее дрожь.

– Комната для свиданий номер три. Проходите.

Агата распахнула створчатую дверь и проследовала в коридор, ведущий внутрь тюремного комплекса. Здесь было тише, чем она ожидала, учитывая количество людей, которые до сих пор содержались под стражей; до нее донеслось лишь какое-то отдаленное царапанье, едва различимое на фоне бренчания веревок, отзывающихся вслед за ее движением. В двух комнатах для свиданий, которые она миновала по пути, было пусто; войдя в третью, она пристегнулась ремнями к столу. Дожидаясь Пио, Агата заставила себя бегло осмотреть комнату – ей не хотелось, чтобы ее застали за маниакальным высматриванием камер видеонаблюдения, но точно такое же подозрение она бы вызвала и если бы она все время разглядывала одну и ту же точку на стене, не проявляя ни малейшего любопытства к окружающей обстановке.